Как это было? Как мы колхозу шефско помогали

Уж я и не знаю, надо ли объяснять, что такое шефская помощь колхозам. Может быть, племя младое и незнакомое и не знает, что за фича такая, а может быть, знает по книгам и фильмам? Потому что сейчас я как-то не слыхала, чтобы студентов вместо учебы и инженеров вместо работы на поля вывозили. А раньше да, повсеместно, каждую осень, а то и лето. Дабы спасать государство, стонущее от бедствия «небывалого (а главное всегда неожиданного!) урожая».

Сейчас, конечно, прибегут все те же правдолюбцы с мотором и всезнающие юные организмы, дабы разъяснить мне, непонимающей, что это а)было правильно и хорошо, б)все было не так и ничего этого не было и в) сейчас в России все гораздо хужее. Но я пишу то, что было тогда, было в Одессе, было со мной, и как оно было — так уж и было. А у кого от этих моих воспоминаний случается когнитивный диссонанс или еще какой кондратий — я тут ни при чем. Пишите свои.

Надо сказать, что в некоторых местах нашей тогдашней необозримой родины в полях работали даже школьники вместо уроков. Моя подруга попала по распределению преподавать в деревню Измаильского района Одесской области — школьные уроки там начались в ноябре, а до этого все дети были в поле. Но это только в деревнях — городских школьников не посылали. Слыхала я, что так же было и в хлопководческих краях: всех гнали на хлопок.

Студентов в наших краях, за неимением у нас массовых посадок картофеля (жарко ему тут, вишь) посылали на помидоры и на виноград. Это, конечно, веселее картошки, но на винограде страшно много ос, пчел и прочих кусающихся любителей сладчайшего сока. К тому же спать доводилось в коровнике, куда ставили множества двухэтажных железных кроватей, а питаться ежедневно и неизменно перловой кашей. По вечерам наш выпуск загоняли в коровник и гулять не выпускали, потому что в предыдущем году одна студентка погибла от рук деревенского насильника, и кураторы страшно боялись за нас и за себя. Скучно было просто невероятно. Не ехать было нельзя — немедленное отчисление. Некоторые отмазывались — доставали справки о плохом здоровье, но в основном приходилось ездить.

В колхозы также посылали и всех инженеров, научных сотрудников и прочих. Отношение к этому было разное. С одной стороны, жить в бараках без нормальной еды и помывки было страшно противно. А с другой стороны, женатики ездили охотно, дабы отдохнуть от семьи и как следует оторваться и гульнуть на свободе.

Были еще и однодневные выезды, вот в них я чаще всего и попадала — как мать малолетних детей меня надолго из дома услать не могли, но от однодневных выездов отвертеться было труднее. Да мы и не особо отказывались. Как я уже писала в одной из предыдущих заметок, работы в НИИ и на ВЦ было мало, сидеть в душном кабинете было страшно скучно. А тут — бескрайнее поле помидоров, солнце, воздух, здоровый труд.

О труде надо подробнее. Конечно, по идее, целью этого всего пандемониума была массовая помощь колхозам в уборке урожая. Но во-первых, сколько мы ни ездили — на бескрайних украинских полях никогда, вот просто ни разу, не видели работающих колхозников. Где они обитали — оставалось тайной, но я подозреваю, что на своих огородах. А во-вторых, работали мы, горожане, конечно, не очень эффективно, но! все, что нам все же удавалось собрать, оставалось тут же, в поле, где благополучно и сгнивало. Проезжая мимо накануне убранного участка, мы видели и обоняли кучи превосходных, сладких степных помидоров, превращавшихся в гниль. Изредка приезжал самосвал, куда все это валили навалом и увозили на консервный завод — на томат-пасту. А в городе в магазинах, замечу в скобках, хорошие помидоры — у нас, на юге-то! — всегда были редкостью, и приходилось покупать задорого на рынке собственно то, что колхозники как раз и выращивали, пока мы уныло щипали грядки… Абсурдистан.

Не сказать, чтобы инженеры и эменесы там перерабатывались, да и кто бы стал особо рвать себе пуп, видя, что все равно все собранное сгнивает? Поэтому до обеда мы честно собирали урожай (если было во что — бывало, что и ящиков не подвозили), а потом начиналось Действо Обеда. Все вытаскивали припасы и «накрывали поляну», естественно, не без согревающего. Кушали долго, неспешно и вдумчиво. Запивали.

Особо следует остановиться на деликатном вопросе естественных отправлений. Наша степь — совершенно безлесная и абсолютно плоская. Отправлять было негде. Поэтому если где-то в километрах вдали виднелось какое-то деревце при дороге, туда и оттуда тянулась муравьиная тропка эменесов и ИТР. А что творилось за этим деревом — описать вообще даже трудно…

Наевшись и употребив, шефы хорошенько отдыхали, а потом разбредались по полям — набивать себе сумки отборными, громадными пунцовыми помидорами, сладкими и аж сахаристыми на разломе. Это не преследовалось: сколько можешь упереть, столько домой и бери, все равно ж пропадает… Около 4−5 часов вечера приезжал автобус, и, прогибаясь под тяжестью сумок, сеток и баулов, отбывал в город, дабы успеть к концу рабочего дня освободить ИТР из плена…

Не думаю, что эта «шефская помощь» приносила какую-то реальную пользу государству — зарплата ведь нам шла, бензин на поездки тратился, автобусы выпадали из обращения, а результатов был чистый ноль с денежкой. Но эти поездки я вспоминаю совсем без ужаса: солнце, поле, помидоры… Как любили тогда писать, «усталые, но довольные, возвращались они домой. Занималась заря…»